Леднев спросил цену и расплатился. Старуха спрятала деньги за пазуху, подняла картонный ящик и заковыляла прочь, переваливаясь, как гусыня. Сунув букетики цветов под мышку, Леднев нашел в кармане плаща сигареты и прикурил. На пустой кладбищенской аллее попалась только тощая собака с всосанным животом и выпирающими ребрами. Вильнув хвостом, она побежала по своим делам, не надеясь на подачку одинокого посетителя. Пройдя мимо церкви, Леднев свернул на боковую аллею и прибавил шагу. Со старых высоких деревьев на асфальтовую дорожку летели крупные прозрачные капли. Где-то вверху, скрытая листвой дубовой кроны, закричала ворона.
Он поднял голову кверху и получил по носу тяжелой каплей, слетевшей с ветки. Вздохнув, Леднев вытер нос, решив не обращать внимания на коварную ворону, а идти своей дорогой. Он свернул на узкую тропинку и увидел сына. Засунув одну руку в карман короткой кожанки, Юрка, высокий и сутулый, шагал ему навстречу, раскрыв купол черного зонта. Увидев отца, Юрка остановился, дожидаясь, пока Леднев подойдет.
– Привет, – Леднев протянул руку. – Что-то ты мне не сказал, что сюда собираешься.
Кисть Юркиной руки оказалась холодной и влажной.
– Случайно заехал, – Юрка посмотрел на отца, прищурившись. – Что-то неважно ты выглядишь. Или день просто такой серый.
– Спал плохо, – ответил Леднев.
– Ясное дело, когда на твоем пороге людей убивают, сон пропадает, – Юрка усмехнулся. – Ну, пойдем, чего стоять мокнуть.
Развернувшись, Юрка зашагал рядом с отцом.
– А почему похороны этого ветеринара, как его, Голубцова отложили? – спросил он.
– У Голубцова брат на Севере живет, – Леднев переложил цветы из рук в руку. – Пока брата отыскали, то да се. Не хотели без него хоронить. А брат только завтра к вечеру прилетит. Вот и отложили это дело.
– Ясно, – Юрка шагал вровень с отцом, держа над ним зонтик. – И как он только оказался в ту минуту на лестничной клетке? Мусор что ли пошел выносить?
– Кто его знает, – Ледневу не хотелось говорить о смерти. – Картечь превратила Голубцова в сито. Но в морге его привели в божеский вид. Когда приходил следователь, он спрашивал, что я обо всем этом думаю. Он говорит, вернее предполагает, что эти кровавые события как-то связаны со смертью Лены. А Голубцов просто нежелательный свидетель. Это, как я понял, одна из версий. По-моему, не самая удачная. Хотя черт его знает. Я сам так во всем запутался, растерялся как-то, ничего умного сам придумать не могу. Пока убийца матери гуляет по городу, где-то среди нас, я во все готов поверить, в любую чепуху. Они в МУРе создали следственную бригаду, дело на контроле в областной прокуратуре. Но кого искать они, по-моему, и сами не знают.
– Мельников – бывший муровец, они должны постараться, – Юрка шмыгнул носом.
– Постараются, – Леднев тряхнул цветами и дождинки веером разлетелись с целлофановой обертки. – Давай не будем об этом.
Они остановились возле могильной ограды, окрашенной черным лаком и серебрянкой. На высоком, ещё хорошо не осевшем холмике земли лежали четыре красные розы, видимо только что оставленные Юркой. Воткнутая в изголовье могилы металлическая табличка немного покосилась на сторону. Леднев поправил её, освободил цветы от обертки и положил их на землю.
– Вот я и пришел, Лена, – сказал он. – Сегодня у тебя день посещений.
Он скомкал в кулаке целлофан в хрустящий круглый шарик и сунул этот шарик в карман плаща. Карман смешно оттопырился.
– Все-таки хорошо, что мать похоронена здесь, на старом кладбище, – сказал Юрка. – Рядом с бабкой. Это правильно.
– Конечно, где же ей ещё лежать, – кивнул Леднев. Не зная, чем себя занять, он поправил на могиле цветы. – Здесь её мать похоронена, и она здесь, – Леднев потеребил кепку. – Да, вот мы и пришли, вместе, оба пришли с тобой повидаться. Мы виноваты перед тобой. Каждый по-своему виноват. Прости нас.
– Да, прости нас, – повторил Юрка.
– Скоро здесь поставят большую плиту и цоколь из полированного гранита, – сказал Леднев. – Я выбрал самый лучший камень. Тебе бы понравилось. Тебе понравится. Высокий такой. Скоро в мастерской все закончат. Это будет красивый памятник.
Юрка стоял молча, крепко сжав пальцами ручку зонта.
– Это будет хороший памятник, – повторил Леднев, комкая в кармане шарик из целлофана. – Он тебе понравится, – он провел по лицу ладонью и, замолчав, постоял так несколько минут. – Сейчас, Лена, у меня нет для тебя хороших новостей, – снова заговорил Леднев. – Мой новый фильм полетел к черту. А про другие вещи я даже рассказывать не хочу. Просто черная полоса. Но в следующий раз, когда я приду, то обязательно скажу что-нибудь хорошее. Все изменится. Жаль, что тебя не вернуть. Но знай, что ты всегда со мной. А в следующий раз я приду с хорошими новостями. Скоро я снова приду, – Леднев постоял молча ещё пару минут.
– Пойдем, отец, – Юрка тронул его за плечо.
– Да, пойдем, – кивнул Леднев.
Он повернулся, вышел вслед за сыном за ограду, закрыл за собой калитку и оглянулся. Цветы мокли под дождем на земляном холмике. Леднев зашагал по дорожке к выходу.
– Да, Юрка, осиротели мы, – сказал он сыну. – Но надо жить. Надо жить дальше.
– Осиротели, – повторил Юрка.
Выйдя на центральную аллею, Леднев закурил и промолчал до самых ворот кладбища. Перед аркой он выбросил намокшую сигарету.
– Вот и проведали мать, – сказал он Юрке. – Звони, не пропадай.
– И ты не пропадай, – Юрка крутанул на пальце ключи от своей машины. – Если у тебя совсем хило с деньгами, мою тачку можно продать. Ты скажи.