Суд Линча - Страница 52

– Я не случайно начал разговор насчет оплаты, – сказал Лучников. Войдя в кабинет последним, он закрыл за собой дверь. – Мы принимаем и карточки. Все-таки крупная сумма. Но многие предпочитают расплачиваться наличными.

Он хотел обойти письменный стол и сесть за компьютер, но Шатров сделал шаг к Лучникову и с неожиданной силой схватил его за рукав, больно прихватив вместе с пиджачной тканью кожу руки. Мельников тоже приблизился к Лучникову, раскрыл и захлопнул перед его носом милицейское удостоверение. В первую секунду Лучников ничего не понял, лишь почувствовал острую боль в руке, схваченной железными пальцами. Он попробовал выдернуть руку, но сделал только хуже, боль стала совсем нестерпимой, будто руку обварили крутым кипятком.

Лучников застонал и даже подумал, не крикнуть ли ему громче, не позвать ли охрану. Нет, этого делать не следовало, перед ним стояли работники милиции, не ясно, с чем они пожаловали, а криком все можно только испортить. Лицо потеряешь в глазах сослуживцев, а милиционеров в ярость приведешь. Лучников стиснул зубы и продолжал молчать, но молчали и эти двое, правда, один из них тот, что предъявил удостоверение, шагнул к двери и повернул ключ в замке.

– Ну, что молчишь, Лучников? – Мельников повернул замок ещё раз, подергал за ручку двери, проверяя, заперта ли она.

Превозмогая боль в руке, Лучников молчал, ему хотелось спросить этого милицейского хама, что делать в такой ситуации, плясать что ли. Хотелось сказать грубость, наконец, хотелось плюнуть в пиджак посетителя, но Лучников лишь застонал, когда снова попытался высвободить руку.

– Ну, так и будешь молчать, время у нас отнимать рабочее? – повторил свой идиотский, совершенно бессмысленный вопрос тот, кто запер дверь кабинета.

– Вы пришли выбрать машину, – ответил Лучников, больше отвечать ему было нечего. – Вы же…

– Ладно, Лучников, хватит валять дурака и заниматься блядством, – широко размахнувшись открытой ладонью, Мельников влепил ему такую пощечину, что свет в глазах старшего продавца на секунду погас, в голове ударил колокол.

Чтобы не упасть, Лучникову пришлось вцепиться свободной рукой в край письменного стола, сдвинув стол на сторону. Лучников застонал, тяжело и громко, он с силой выхватил руку из сжимающих её пальцев Шатрова. Забыв разом все здравые мысли, только что родившиеся в голове, Лучников хотел закричать в голос, страшно закричать, чтобы на этот крик сбежалась охрана со всего салона и немедленно прекратила дикий милицейский произвол.

Он уже набрал полную грудь воздуха для страшного крика, но в то же мгновение получил другую пощечину, такую сокрушительную, что испустил лишь какое-то подобие писка и бессильно опустился на пол. Лучникову показалось: он потерял сознание, но на самом деле чувства не оставили его. Сидя на полу, он остолбенело смотрел вперед себя и, мотая головой из стороны в сторону, тихо постанывал.

– Может, ты кричать надумал? – спросил тот мужчина в немодном пиджаке, который только что больно держал его за рукав.

Лучников промычал в ответ что-то нечленораздельное. Мужчина пнул его в бедро носком острого ботинка.

– Я кого спрашиваю? – голос мужчины стал злым.

– Не буду кричать, – сказал Лучников, срываясь на фальцет.

– А то кричи, – сказал мужчина и снова пнул его в бедро. – Прибегут охранники. К тому времени ты уже будешь в наручниках. В их присутствии мы тебя обыщем, найдем в кармане гранату или пакетик опия. Что тебе самому больше нравится?

– Не нравится, – тупо ответил Лучников, продолжая сидеть на полу, тыльной стороной ладони он вытер нос. Совершенно неожиданно у него начался сильный насморк.

– Охранники будут понятыми, – сказал мужчина в немодном пиджаке. – Много, конечно, тебе не дадут. Года три-четыре. Но на снисхождение суда можешь не рассчитывать. Ведь это будет уже не первая твоя ходка, а? – спросил мужчина злым голосом и ударил носком ботинка точно в то же самое место. Лучников екнул от боли.

– Кроме того, я позабочусь о том, чтобы тебя в СИЗО опустили в первую же ночь, – голос Шатрова оставался злым, и эта непонятная злость пугала Лучникова больше всего на свете. – Я тебе в камере такую компанию подберу, такой коллектив, ух, – продолжал Шатров. – Повесят тебе на шею ложку с дыркой и положат возле параши. А ночью будешь подставляться всем желающим по очереди. Ты, свеженький, будешь иметь успех. Ну что расселся?

Шатров наклонился над Лучниковым, замахнулся кулаком, но удара не последовало.

– Вставай, – сказал Лучникову тот, кто запирал дверь. – Сядь за стол. И вспомни все, что связывало тебя с покойной Ледневой. Все расскажи. Всех общих знакомых, все общие дела вспомни. Вставай и шевели мозгами. Только знай: забудешь что или соврешь – и ты уже петух в зоне.

Мельников отошел от двери.

– Крепко вспоминай, – сказал он.

Глава двенадцатая

С киностудии Леднев вернулся немного раздраженным. Неслышно закрыв за собой дверь, он переобулся, повертел в руках связку ключей и положил их на полочку. Только что он просмотрел готовые кинопробы Нади Пантелеевой, остался ими доволен. Для человека, делающего в кино первые шаги, не имеющего сценической школы, просто гениально. Она уверенно держится перед камерой, с каким-то внутренним вызовом. Там, где у других отнимается язык, движения становятся неровными, механическими, как у роботов, она шпарит без остановки, импровизирует, если забывает текст, будто её каждый день снимают на пленку. Правда, эти её ужимки… Делает губы бантиком, отводит в сторону мизинец, беря в руку чашку. И где только она все это нацепляла?