Возражать у Денисова не нашлось ни сил, ни желания. Они шли аллеей, время от времени пудель задирал ногу у куста, останавливался. В верхушках деревьев, почти голых, среди ветвей заблудился молодой месяц, вдруг появившийся на просветлевшем небе. За чугунной оградой парка, под уличными фонарями, бросающими на черный асфальт серебряные круги света, Денисов почувствовал себя бодрее, слабость прошла, как и не было.
«Кстати, где вы живете?» – спросил мужчина. Денисов назвал номер дома. «Стало быть, соседи, – мужчина улыбнулся. – А квартира, какая?» Денисов назвал номер квартиры и тут же пожалел о своей откровенности: сообщать первому встречному собачнику свой адрес глупо, неосторожно. «Значит, вы вместо тех евреев? Я живу этажом ниже, в шестьдесят пятой». «А вы по специальности случайно не врач? – поинтересовался Денисов. – Не растолкай вы меня, возможно, поутру на лавочке сидел бы хладный труп». «Милиционер. Мельников Егор Владимирович. Будем знакомы».
«Очень приятно, – сказал Денисов, в душе которого шевельнулось недоброе предчувствие, похожее на страх. Вот странно, первый сосед, с которым случилось познакомиться, оказался ментом, ну и хохма. – Очень приятно», – повторил он, испытывая совсем другие чувства.
Денисов постоял какое-то время у машины, вспоминая подробности того вечера пятилетней давности. Дверь булочной скрипела и хлопала. Ветер запутался в ветвях тополей и стих. Денисов сплюнул под ноги. Войдя в помещение, он долго разглядывал торты и ценники за стеклами прилавка. Тетка любила сладкое и, пожалуй, останется довольна этим знаком внимания. Торт – это не какие-нибудь хлопковые чулочки и гребенка, – решил Денисов, склоняясь над прилавком. Он выбрал недорогой, но свежий торт и пробил чек.
Открыв дверцу «Жигулей», положил торт на сиденье рядом с водительским креслом, сел за руль и поехал к гаражу. Он поймал себя на том, что снова думает о тетке с чувством острого раздражения. Это раздражение поднимало со дна души какую-то темную беспросветную муть, Денисову становилось не по себе. Он едва сдержался, чтобы не пнуть носком ботинка в металлические ворота гаража. Замкнув створки на замок, он раскланялся с охранниками, играющими в карты в будке при въезде на стоянку, и, помахивая тортом, зашагал к дому.
Денисов остановился у светофора на перекрестке. Ожидая зеленого света, он расстегнул пиджак, постарался вспомнить что-нибудь приятное, отвлеченное, но накопившееся за последние месяцы раздражение, поворачивали мысль совсем в иное направление. «Живет со мной под одной крышей уж сколько лет, но так ничего и не поняла, не хочет ничего понимать, старая эгоистка, «– думал Денисов, ему хотелось выкинуть торт в первый попавшийся контейнер с мусором.
Тетка искренне верит, что жизнь её незаслуженно наказала. Дочь её умерла от рака. Но это когда было… Что ж, многие родители переживают своих детей. Муж её оставил. Так, правильно сделал, что оставил. С ней бы и ангел не ужился, а он живой мужик из плоти и крови. Оставил муж… Это ещё не повод для вселенской скорби. А тетка и в этой истории считает себя пострадавшей стороной, только одну себя. Денисов перешел дорогу и зашагал к дому дворами. Раздражение крепло в душе.
Денисов вошел в подъезд и поднялся к лифту, забыв за своими мыслями как обычно заглянуть в почтовый ящик. В полумраке горела красным огоньком кнопка вызова лифта, две плохо различимые мужские фигуры маячили на светлом бетонном фоне шахты, проступающем сквозь решетку. Замедлив шаг, Денисов одолел две последние ступеньки к площадке, переложил торт в левую руку, правой нашарив связку ключей в кармане пиджака. Глаза после ясного вечера, больше похожего на день, не сразу привыкли к темноте подъезда. Денисов всмотрелся в лица мужчин и, выругавшись про себя, поздоровался.
Опять этот Мельников с нижнего этажа, этот мент, теперь уже бывший мент. Лицо второго мужчины показалось Денисову знакомым.
– Вы сегодня с тортом, какое-то торжество? – ответив на приветствие, спросил Мельников.
– У тети Тони сегодня день рождения.
Денисов улыбнулся, первым потянув вниз ручку двери, когда подошел лифт, и подумал, что Мельникова поперли из милиции за излишнюю любознательность. В свете загоревшейся в кабине лифта лампочки он узнал второго мужчину. Точно, кинорежиссер Леднев, собственной персоной. Накануне по телевизору показывали передачу о каком-то фестивале, этот Леднев долго распинался перед телекамерой, рассказывал, почему в нынешнем году жюри кинофестиваля не присудило ни одному из фильмов Гран-при. Точно, это Леднев. Пропустив мужчин вперед себя, Денисов закрыл дверцы и нажал кнопку этажа Мельникова.
– Вашей тете – мои наилучшие пожелания, – сказал Мельников.
– Обязательно передам.
Денисов снова улыбнулся, чувствуя, как в лифте пахнет свежим перегаром. Момент подходящий, лучше не придумаешь. Денисов быстро посмотрел на кинорежиссера. Тот с мрачным видом глядел куда-то в сторону, на дверь лифта с нацарапанным по ней ругательством.
– Простите, – сказал Денисов, обращаясь к Ледневу. – Я вас вчера по телевизору видел, – Денисов остался недоволен своим косноязычием.
Леднев посмотрел на Денисова взглядом, лишенным удивления или интереса.
– Спасибо, – сказал он.
Лифт остановился, Мельников уже распахивал дверцы.
– Хотел сказать, – Денисов кашлянул, прочищая горло. – То есть попросить. У вас в Киноцентре и Доме кино разные мероприятия проходят. Интересные. Прошлый раз со знакомой девушкой туда пошел, – Денисов никак не мог сформулировать свою просьбу, злился и уже жалел, что начал этот неудобный разговор. – Пошли в Дом кино, думали, может, билет купим. Оказалось, все по приглашениям.